О моей бабушке Шуре

(статья из книги «На заоблачных Божьих лугах»)

Для людей творческих бабушки представляют неисчерпаемый источник вдохновения. Вот и меня сближала с бабушкой общая творческая одаренность, мучительная тяга к чему-то, надрыв в горе и в радости, богатое душевное тепло.

Бабушка (по маминой линии) – Алексеева Александра Яковлевна, бабушка Шура, внешне очень походила на Марину Цветаеву – русскую поэтессу Серебряного века. Такая же небольшого росточка, худенькая, с легкими, короткой длины, светлыми волосами, нежным цветом лица, и тоже близорукая. Характера бабушка Шура была живого, открытого. Часто пела, сидя на подоконнике, устремлённая куда-то вдаль… Я любила её безумно. Любила её простоту, открытость и душевность, проникающую в самые потаённые уголки детского сердца, любила её пение. Восхищалась её умением вывязать крючком потрясающей красоты и сердечной теплоты вещи; плести весёлые и такие жизнерадостные фигурные коврики из лоскутов цветной материи; обожала замороженный в тарелке манный кисель с малиновым вареньем, и неописуемой вкусноты яблочный джем из райских яблочек, сваренных бабушкой вместе с красной кожурой – ну просто великолепная симфония вкуса… Всегда потрясало её умение отдавать, делать добро негласно, не ожидая ответного добра, порой в ущерб себе, без сожаления. Несмотря на два класса образования в церковно-приходской школе, ума бабушка была живого, могучего, могла решить задачку по программе средней школы, чем я, внучка, часто и без зазрения совести, пользовалась. Бабушка любила приключенческие книги и много читала, была прекрасной рассказчицей…

С особой теплотой вспоминала бабушка про лакированные синие ботики из девчоночьей юности: которые так понравились Шуре, что не удержалась, купила. Её размера не было, а этот никто не брал, слишком маленький… Мучилась, но ходила. Шура работала с раннего детства, то в няньках, то в прачках, то помощницей по хозяйству, цену деньгам знала… Ботики стали настоящим лучиком света в безрадостной работной жизни. Мучаясь от тесноты и болей в пальчиках, Шура стоически отплясывала в изящных миниатюрных ботиках в городском парке. Ведь на танцы ходил и парень её мечты, ради него Шура бегала босая с окраины города каждый выходной, бережно неся в газетном свёртке своё бесценное сокровище – лакированные синие ботики… Девушка была из очень бедной рабочей семьи.

Замуж её выдали поздно, в 19 лет, за человека, которого Шура до свадьбы никогда не видела. Просто понадобилась в семью трудолюбивая девушка. Родила Шура от нелюбимого человека четырнадцать детей, из которых до зрелости дожили только четверо: два мальчика и две девочки (мои дяди и тётя). Страдания, боль от потерь, нужда и голод, чувство обречённости, тяжёлый физический труд, измождающая работа в поле – странная смесь высокого и низкого. Не имея возможности достать нужное лекарство, измученная Шура, просто уходила от умирающего дитя в другую комнату, не в силах облегчить страдания ребёнка, вынести его предсмертные муки. Возвращалась, когда звуки обрывались. Её муж, мастер литейного цеха, разочаровавшись в жизни, быстро запил, с годами всё глубже и глубже увязая в пасти зелёного змия. Шура, в аванс и получку, с санями шла к проходной завода, чтобы привести пьяного мужа домой (дабы не выпали из кармана последние деньги, или беспомощного пьяного человека не обворовали по дороге домой). Из запоя дед выйти не смог, умер, упав с лестницы в сенях собственного деревянного дома. Шура тогда целую неделю была в отъезде. А упавший с лестницы Шурин муж (мой дед Гриша), подняться без неё не смог, умер, пролежав на промёрзших досках целую неделю, ему так и не удалось выползти за ворота, чтобы позвать на помощь.

Судьба нанесла Шуре решительный удар: не имея собственного заработка, потеряла кормильца. Но самое страшное было ещё впереди: тонет перед свадьбой любимая семнадцатилетняя племянница, одна за другой уходят из жизни три младшие сестры; затем смерть старшего сына, предательство дочери, гибель любимого внука: жизнь, состоящая из потерь. Неисполненная судьба… Я иногда думаю, кем бы могла стать бабушка, будь у неё возможность получить достойное образование. Певицей? Писателем? Художницей? Этого я никогда не узнаю. Но бабушкино обаяние, простота, преданность, необычайная жизненная выносливость; удивительная душевность, певучесть; сохранённая, несмотря ни на что, здоровая живая молодая душа, оптимистичность, детская наивность и звонкий заливистый смех вошли в меня вместе с её генами, песнями, добрыми делами – тихой и светлой любовью. Спасибо тебе, родная, за всё…